ника, 59 - 27 августа 2012 17:22

Последним помещиком в деревне, где я провожу лето, был генерал в отставке, драчун и бабник. Он портил девок, плодил бастардов, и беседу с мужиками на любую тему начинал с зуботычины. Но когда в 1918 году за ним пришла новая власть, те же битые мужики стояли за своего драчуна на смерть.
Хозяин соседнего имения был просвещенным гуманистом. Он построил для крестьян взамен курных изб со слюдой целую каменную деревню с печками, топившимися по белому, со стеклами в окошках. В нее никто не пожелал переселяться, туда ходили всем миром справлять нужду и в короткий срок загадили так, что мимо нельзя было проехать, не зажав нос. Просвещенный гуманист подлечился на водах, успокоился, вернулся и построил в старой деревне больницу, школу и избу-читальню.
С ним крестьяне расправились сами в первые же дни революционной вольницы. Больницу и школу без колебаний сожгли вместе с барским домом и пустили на самокрутки Белинского с Гоголем.
« Почему?» - спросила я пожилую научную сотрудницу местного музея в резиновых сапогах и соломенной шляпке с лентами, рассказавшую мне эту историю. « Потому, - ответила она, - что брезгливая благотворительность народу была в обиду и раздражение, народ уважал отношения. Телесный, так сказать, контакт, хоть с кулаком, хоть, извините, с членом. Но еще важнее, чем отношения была гармония взаимного страха». Про отношения я поняла. Про гармонию взаимного страха – не очень.
И тогда пожилая научная сотрудница, обмахиваясь пластмассовым веером и прикуривая одну беломорину от другой, изложила мне свою, довольно крепко сколоченную версию нашей сельскохозяйственной истории. Я обожаю домотканые исторические версии за бескорыстие и лихость, и готова слушать их от заката до рассвета. А тут еще возник личный интерес: в моей деревне с год как завелся настоящий барин. До сих пор летом она засевалась творческой и научной интеллигенцией, приезжающей на подержанных иномарках, у которой с местным населением установился вежливый нейтралитет. Барин прилетает на вертолете. С местным населением не общается вообще. И у него уже случилось два пожара.
Пересказываю версию вкратце. Вся русская сельскохозяйственная история – это история потери и восстановления равновесия взаимного страха. Когда боялся только народ, начиналось «дикое барство» и тирания, когда боялись только помещики, начинались « сарынь на кичку» и анархия . Русские правители про это знали и пытались равновесие, каждый своим способом, создать. На какое-то время оно устанавливалось, а потом или господа набирали лишний вес, или подотчетные им люди. Тот же Иван Грозный, между прочим правивший ни много, ни мало, пятьдесят лет и три месяца, получил свой равнобедренный треугольник страха, подарив холопу право стучать на хозяина. И « потянулись к царским палатам сонмы изветников из домов боярских и хижин…слуги доносили на господ своих, господа же не смели глядеть на рабов и искренне говорить между собою». Равновесие нарушил Борис Годунов, бывший опричник и зять Малюты Скуратова, при котором стукача, особенно из крепостных, награждали и в том случае, когда жертве удавалось доказать, что ее оклеветали.
Теперь русский помещик оказался в непозволительно слабой позиции. Если не ограбят соседские, то оклевещут свои же крестьяне. У него и выбора-то не было: либо он, либо его. Прекраснодушные добряки в русских селеньях не выживали, их обирали, их закошмаривали и кто у кого на самом деле был в крепости, еще большой вопрос. Барон Н.Н.Врангель в записках о судьбе русской усадьбы пишет « Даже богатые родовитые семьи не могли совладать с крестьянами … Они были всецело во власти грубой и безудержной толпы своих же рабов, которые, собираясь шайками, грабили помещиков» В этом месте я вдруг отчетливо вообразила барскую усадьбу в кольце крепостных деревень. До ближайшего города десятки верст по бездорожью, ни почты, ни телефона, ни телеграфа. Помощи ждать неоткуда. Захотят прирезать -. прирежут и защитить некому, пока все раскроется – добро уже поделили и рассыпались по лесам.
Во имя гармонии Алексеем Михайловичем в 1649 году в Уложение была внесена специальная статья, та самая, по которой доносчику полагался первый кнут, и если под кнутом он винился в напраслине, его отдавали «тому, чей он человек». После чего недавний кнут казался ему пряником. Естественно, за недавние страхи господа с холопами поквитались. В результате, опять перекос. Его выправил государь Петр Алексеевич указом 1715 года, согласно которому крепостной, донесший на барина, тут же, « не отходя от кассы», получал вольную. Но неповоротливое русское дворянство поднапряглось и отыскало спасительное решение: заговорить на непонятном для черни языке. И бойко залопотало на французском. Равновесие опять утратилось и на этот раз восставить его уже не удалось никому и ничем. В результате, все кончилось, чем кончилось. Такие вот национальные особенности диалектического единства и борьбы противоположностей…
Когда я вернулась из районного городка в деревню, тихие таджики натягивали поверх двухметровой кирпичной стены, возведенной после второго пожара, колючую проволоку: ночью кто-то вылил в барский колодец ведро фекалий. За таджиками сонно наблюдали сидящие на бревнах мужики.

• 
• 
•