Та я, 74 - 6 декабря 2012 13:23

[B][B]Веселая история...[B][COLOR=red]"Секс в новог[/B]однюю но[/B]чь"[/B][/COLOR]
У троих друзей выработалась привычка встречать Новый год вместе (в смысле, они это сделали дважды). Пока однажды не обнаружилось, что за минувший год все трое обзавелись девушками. Было им тогда лет по 20, а в этом возрасте шанс развести подругу на праздничный секс ценится куда выше мужской дружбы. Поэтому постановили новогоднюю ночь провести врозь, но первого утром непременно встретиться и доложить об успехах. Двое встретились, доложили, а вот третий, Абай, подзадержался. Он вообще-то русский парень, но имел неосторожность отпустить маленькую квадратную бородку и стал жутко похож на памятник народному поэту Абаю Кунанбаеву. Бородку потом сбрил, но прозвище уже не отлепилось. Абай явился с опозданием часа на три и выглядел странно. Двигался, словно только что проскакал сто верст на неоседланной лошади, шея свернута набок, взгляд расфокусирован. После бутылки портвейна он кое-как пришел в себя и смог рассказать, что с ним случилось. Парни, сказал Абай, ну вы мою Вальку знаете. Папаша – ментовский полковник, воспитана в строгости. В этом году, говорит, ни-ни, никакого секса. А в следующем? - спрашиваю. В следующем так и быть, согласна. Ну, я такой случай упустить, конечно, не мог. Предки ее ушли праздновать к знакомым, я тут же явился. До двенадцати сидели культурно, голубой огонек смотрели, а только пробили куранты - я сразу на нее. Обещала - выполняй. Как обнялись - как будто молния пролетела. Лифчик направо, трусы налево, Вальку на диван, а сам чего-то к окну отошел. Разгон, что ли, взять. И в этот момент слышу, что открывается дверь, и голоса в прихожей. Отец ее с корешами. Валька с лица спала, с дивана тоже слетела, похватала с пола одежки и шасть в свою комнату. Мне бы за ней и куда-нибудь под кровать заныкаться. А я, дурак, на балкон. Голый, как был. Насмотрелся фильмов, где любовники с балконов сигают. А у них четвертый этаж. Прыгнешь тут, как же. Балкон застекленный, типа лоджия, так что чувствую, что сразу я от холода не помру, к тому же не мороз (дело было в Ташкенте). Помру постепенно. На балконе столик с пепельницей и здоровенный шкаф самодельный. Открыл дверцу - там типа кладовка, полки с банками, мидоры, огурчики, все такое. Полки мне где-то по грудь, выше пустое пространство и висит всякая хренотень на гвоздиках. Но тряпок никаких нет, наготу прикрыть нечем. Ну, мерзну, прыгаю, ноги поджимаю, через щель в занавеске посматриваю в комнату. Кореша расположились всерьез и надолго. Водочку разливают. Видимо, слиняли от жен, чтобы выпить в спокойной обстановке. Уходить не собираются. Я остываю потихоньку. И тут вижу, что один из них встает и достает сигареты. И понимаю, что курить они пойдут на балкон! Больше некуда. Все, мне трындец. В такие моменты соображаешь быстро. В шкаф! Взлетаю на верхнюю полку, ноги расставил и кое-как втиснул между банками, сверху потолок упирается, сзади гвозди. Неудобно аж жуть, но жить захочешь - еще не так раскорячишься. И только дверцу прикрыл, они на балкон вышли. Продолжают разговор, один спрашивает о дочке. Папаша с гордостью:
«у меня разговор короткий. Пока институт не кончит, никаких хахалей. Я ей сразу сказал: увижу с кем - пусть сразу венок заказывает». И засмеялся мерзко. А я в шкафу даже дрожать боюсь. Ни одна сигарета в моей жизни не тянулась так долго. Пока они докурили, я проморозился насквозь, как курица в морозилке. Шевелиться же нельзя. А когда докурили, я понял, что это был еще не трындец, а цветочки. Потому что папаша сказал:
- А чего нам в комнату возвращаться? Там душно. Тащите водку сюда, посидим на свежем воздухе. И вот стою я в шкафу и про себя отмечаю: вот уже ног по колени не чувствую... вот выше... вот задница отнялась... Когда меня найдут - реанимация уже не примет, сразу на кладбище. Только я раскоряченный в
гроб не войду, ломать придется. А эти трое все пьют и базарят все на одну тему: какой Валькин папа крутой чувак, как он дочку строго содержит и как хреново придется тому, кто к ней подойдет на расстояние аперкота. А я все это слушаю. Очень вдохновляет. Но и это был еще не трындец. Трындец настал, когда у них кончилась закуска. И папаша говорит радостно:
- Да у меня тут в шкафу чудные мидорчики! И идет к шкафу. На мое счастье, у него там дверца не во всю ширину шкафа, а по бокам как бы мертвая зона. И мои ноги растопыренные оказались как раз в этой зоне. Трезвый он бы меня все равно увидел, а так - нет. Сунул голову в шкаф точнехонько у меня между ног и давай банки перебирать, искать свои помидорчики. А я стою и только думаю: хорошо, что мои собственные мидорчики от холода втянулись внутрь организма, а то бы он их обязательно башкой задел. Каким-то чудом он меня так и не заметил. Вытащил банку с помидорами прямо у меня из-под пятки и ушел с корешами обратно в комнату. Даже шкаф не закрыл. Но пока он у меня между ног ковырялся, я десять раз вспомнил и папу, и маму, со всем белым светом попрощался и у всех прощения попросил. Посмотрите, у меня голова не седая? Я потом еще в шкафу постоял. Не знаю, сколько, времени уже не чувствовал. Можно было и вылезать, но так задубел, что тело не слушалось. Тут открывается балконная дверь и влетает Валька. В ночной рубашке, бледная как смерть. Кидается к перилам, свешивается вниз и что-то долго высматривает. Потом робко зовет. Это она подумала, что я с балкона упал. А действительно, что ей еще думать. Я хочу ее окликнуть, но голоса нет. Получился какой-то скрип. Она оборачивается и видит меня на верхней полке. Голого, растопыренного как замороженная лягушка, и из-под мышек гвозди торчат.