Наталья, 44 - 30 января 2009 09:07

[B]Русского мужика ничем не возьмешь….так просто на тот свет не заберешь…[/B]
Если помер мужик у себя в коморке, если уронился из его рученок самый распоследний стакан и о половую доску, недопитый, медленно ударился, опустевая, значит — вот оно, значит — вона как, значит — помер мужик у себя в коморке.
И уходит светлая душа его с набором высоты на восток, откуда солнце яркое и примет, и приласкает, и в лоне своем на достойное нижнее место посадит мяконько и пропишет вечненько истосковавшуюся по окончательной перемене маленькую и тихую, бестелесную и бесцветную, безголосую и беззлобную душу мужка, которую теперь, если есть на свете хоть какой-нибудь Господи — упокой скорее и спаси, сохранив.
А родные мужика да близкие его недалекие к оболочке скорбеть потянутся, предварительно от соседей испуганных услыхав, предварительно не далее как вчера в домино с покойником по столу гремев, предварительно отслужив с ним вместе в одной серой армии и на одном сером одеяле когда-то в мамкиных муках под папкины вздохи в бабкины руки родившись.
И вот он неживой на столе лежит, а скорее — мертвый, а еще скорее — дохлый до невозможности посреди рыданий соленых ненаглядным пособием по общей бренности служит. Вот обмыли его, вот обтерли, вот старухи темные в черном переругались в углу втихую, и по новой его обмыли, и обтерли еще на раз в более полном соответствии с обычаем и каноном.
Жизнь — она не швейная зингерова машинка и не широкая река Волга, она сразу за началом кончается, обрывая тонкую нить, испаряясь досуха на глазах. Смерть — она не зеленый продавец зелени, в твою пользу не ошибется, не обсчитает и не обвесит, а отмерит тебе два в длину и три в глубину, и опустевшее тело твое опустит, а душу, ежели заслужил, подымет выше высокого.
Они вдвоем, Жизнь и Смерть, третьим тебя лишь на короткое время взяли, от горького и сладкого из горла и стакана попробовать разрешили, закусить и занюхать удилами и порохом обеспечили, за труд и отдых медалью и триппером наградили, костями и пальцами на прощание помахали, — и плыви-ка ты, милый друг, вперед ногами сначала вдоль дороги в гробу, потом поперек реки в лодке, а потом сквозь годы с одинаковой скоростью на одном месте в разные стороны ручейками.
Тебя немножко иногда кое-кто здесь помнить будет по первости. От одного до трех раз оградку тебе поправят. От пяти до ста повторений в день имя будут твое называть в виде отчества. От завтрашнего дня до последнего пенсию будут иметь по твоей утере. А потом умрут твои фотографии, пропадет из виду могилка, зачеркнется мужская линия и — а-а-у-у-у! А-а-у-у-у, где ты, уж не помню и кто! Из нихрена вышли и уйдем в нихера.
Вот так-то вот, браточек ты мой: Уяснил, ась? Хорошо допонял? Вопросительных знаков нет? Дохромало до тебя? Тогда обратно вернись. Тогда вот тебе моя, дай свою. Тогда свечку на хрен, попонку на хер, вставай, мудрило без буквы «р», не одни же родственники помойные погудеть над тобой слетелись, а и кореша закаленные каждый у себя на полатях опомнились, очухались, опохмелились и с первым поездом последний долг отдать прибыли — пузырь с каждого.
Преставился, значит, мужик наш. Околел слегка мужик то. Прижмурило его, стало быть, сразу на оба глаза. Ну, ничего, с кем оно не бывает, вставай. Брысь, старухи! Кыш, дети! Вон, родные и близкие!
Почти нового мужика хоронить собрались, подлюки, — налейте ему! — почти брата, суки, венками сраными до смерти закидали — налейте в него! — почтить они, пугала фабричные, приканали — вставай! Мужик есть тот, кому льется в рот! Тот на мужика похож, кто с утра хорош! Мужик не вошь, ноготком не убьешь, хошь не хошь, а налили — пьешь! А где пьешь — там живешь, а кто не верит — того на нож, того на хрен, на хер и хером в хрен, вставай, чудило на букву «м»! Вставай, поила на букву «ху», подергай кадыком, почеши в паху, подымись на ножки, поглянь в окошки, там жизнь твоя продолжается, лебедкой тебя за яйца! Проснись, дружище, и пей, мужичище! Только тот мужиком называется, кто на «Вздрогнули» отзывается! Только тот на мужика похож, кто в бутылку по плечи вхож! Встань, братан, и иди, браток, а на смерть твою мы чихнем в платок, узелком свернем и подальше пнем, и гори она пламенем и огнем!
Если помер мужик у себя в коморке, если уронился из его рук самый распоследний стакан и о половую доску, недопитый, медленно ударился, опустевая, значит — ни хера это вовсе не значит. Либо приподымут, либо сам встанет, либо друганы выручат, либо случай поможет, либо Бог не выдаст, либо свинья подавится, — а только свежего вам хрена в салат, а не у мужика на похоронах сопли лить! Жил себе и живет, и на ваших еще на скорых украинский менуэт тройным тулупом не нагибаясь на бровях спляшет!

:dance:

• 
• 
•