нечто, 91 - 22 января 2007 21:56

Известие разлетелось мгновенно. Антон, живой портал связи, всегда знающий, где есть кто и как с кем связаться мгновенно, как потеровская сова, готовый быть курьером для передачи любой инфо в любое место мира любым способом связи, в этот раз оказался первым свидетелем события. Свидетелем и, можно сказать участником. И, конечно, первый, кому он сказал, был Карецкий, ближайший друг и сподвижник, но и не только поэтому…
Он уже сутки не отходил от него, делая время от времени звонки с объяснениями и распоряжениями. Спокойный, сдержанный, но внутренне подавленный. Его бы самого кто успокоил… Но он не привык на кого-то полагаться. Он и в команде звался «председателем», и имел авторитет справедливого и объективного судьи, не смотря на возраст.
Антон с раннего детства стал мужчиной. Так получилось, что был он единственным кормильцем и опорой в своей большой семье, мать, слегка сдвинутая поэтесса, никогда не заработала ни копейки, но умудрилась родить четырех детей от четырех разных отцов. Антон был первенец. Вот он и стал мужчиной в доме. А что оставалось делать? Правда, после первой крупной авантюры он чуть срок не получил, и Палыч поднял свои связи и поручился за Антона, можно сказать, вытащил его. Но сейчас он крепко стоял на ногах, сестры учились в Сарбоне, младшего брата тоже готовил к отъезду в Гарвард, тот сам выбрал. Антон гордился Кешкой, Иннокентий и правда был что-то особенное…
Вот и сейчас он был там, где нужен был больше всего, у Карецкого.
Фил рвал на себе волосы. Тирады, которыми он себя линчевал, Антону приходилось слышать не раз, Филька действительно отличался редким даром попадать в «крайние» ситуации.
– «Сколько раз, сколько раз ему говорили (а учителя у него были всегда высшего порядка), да и он не дурак, не пустышка. Ну как он мог, как?» - у Фила была манера говорить о себе от третьего лица – «Растить мысли о себе, только о себе, придумывать себя, свою жизнь, свое окружение, свою любовь, в крайнем случае любовь к себе кого-то и то с ограничениями, с рамками от ограничений чужих интересов. Но других задумывать и констатировать не смей! Не СМЕЙ!!! Нужно было вырвать эту мысль с корнем. С кровью. Заточить в свинцовый контейнер, продать все что имеешь, чтоб купить билет назад, хотя б на полчаса, чтоб родить другую мысль, светлую и чистую. Огородить, закрыть, защитить, отдать себя взамен… Придурок… Недоумок… Гадина…...»
На последнем слове он вдруг оцепенел и свалился как труп на диван. Антон, который печально следил за бурной реакцией Фильки, понимал, что тому нужно сбросить пар, выговориться, наконец, очиститься, если это понадобится. Ему тоже было больно и хреново, но он готов был для друга на все, быть ему нянькой, мамкой или священником, судьей или присяжным в количестве 12 человек. Всем. Он понимал, что Фил как-то тут замешан. Но пришел, прежде всего, потому, что боялся, что тот опять напьется, как тогда, когда случилась всех подкосившая трагедия с Палычем, и вывести его из этого состояния Антон опять (как тогда) не сможет. Но сейчас он не на шутку встревожился, с Филом происходило что-то неладное, как бы он умом не тронулся. Он позвонил Владу, все-таки тот был врач и психолог неплохой. Но Фил опять вскочил как ужаленный.
- «нет, не зови его сюда, не хочу…» - все-таки пусть лучше бегает, чем мумией валяется, вздохнул с некоторым облегчением Антон.
- «ладно, поехали, что нужно делать». - Фил бледный, но сдержанно спокойный тоскливо, как собака, посмотрел Антону в глаза, и стало еще больнее в сердце, как будто рану ворошили чем-то острым.
- «Да я распорядился уже, да и Ник здесь, с утра по высшим инстанциям ходит. Все прилетели, даже Катька успела. Одевайся, пойдем в Борей. Все собираются к восьми».

• 
• 
•