Сашенька, 39 - 4 июня 2009 11:10

Ночь Кирзача. Взгляд с другой стороны :D
аффтар: Кит-пердун

Уже начинало темнеть, а парней всё ещё не было. Хотя я родилась и выросла в городе, но мой отец – владелец четверти недвижимости Сучжоу – по-прежнему придерживается деревенских патриархальных обычаев и не позволяет мне ходить на свидания одной. Вот и приходится таскать с собой подруг.
- Смотри, смотри! – сказала Чунь Линь Тао («Весенние Зубки, Бегущие Вперёд») и дёрнула меня за руку.
- Потише, руку оторвёшь! – ответила я.

Линь Тао десять лет занимается кун-фу в «Хун Дзя Цюань» – «Школе тигра», достигла высокой степени совершенства и не всегда соразмеряет свои совершенно-могучие движения с возможностями простых смертных.
Что там говорить – на занятиях она часами висит на ветке дерева, сжимая ногами камень весом в четыре даня.

- Смотри! – повторила Линь Тао. – Это бэнь дань!
Зачем сумасшедший лаовай пьёт «Хай Ма» - жгучий соус из морских коньков? «Хай Ма» ставят на стол только на поминках, чтобы приглашенные чувствовали во рту мерзкий жгучий вкус и сохраняли на лицах подобающее скорбное выражение, не дозволяя себе забыться и болтать о всякой чепухе… хотя моя бабушка, Ю Пин – «Хрипящая Вишня» - сказала мне потихоньку, что на поминках «Хай Ма» добавляют во все блюда для того, чтобы гости не ели слишком много… вернее, чтобы вообще не съели больше нескольких цяней…
- Может, у него кто-то умер? – предположила моя бяоцзю (двоюродная старшая сестра) Цинь Шин («Крупинка Риса, Пророщенная в Ночь, Предшествующую Дню цветения сливы). В тридцать лет она закончила два университета, но всё ещё не замужем, вот и приходится всюду таскать её с собой.
- Может быть. Тем более, он ещё сел так… с понтом «Демон» Врубеля.

Большой Лаовай поднялся, расставил в стороны напряжённые руки и захрипел.

- Пизда ему пришла, - сказала Линь Тао. Всё-таки десятилетние занятия кун-фу вместе с потными монахами не облагораживают девичью душу, а делают её подобной куску грубой цифаньской пемзы.
- Нет, нет, - возразила Крупинка Риса. – Не говори так. Это – художник… или скульптор… это благородный муж, исполненный творческими муками. Он переживает сейчас жизнь одного из своих персонажей… Я думаю, сейчас он олицетворяет себя с Лаокооном, борющимся со змеями. Или с Самсоном, разрывающим пасть льву.

Благородный муж тем временем разорвал воображаемых змей, деловито и умело проблевался, отошёл подальше от оскверненного места, снова сел на песок и закурил. Он громко разговаривал сам с собой, жестикулировал, смеялся, посылал вдаль проклятия.
Потом откинулся на лежак, воздел вверх правую руку с вытянутым пальцем, что-то хрипло выкрикнул. Ловцы креветок вздрогнули в своих лодках.

- Боярыня Морозова… - прошептала Цинь Шин. – Я узнаю. Я понимаю. А вот это… вот это… это Медный всадник. Я помню, я была в Петербурге.

Лаовай уселся верхом на бутылку с изображением морского конька, расстегнул шорты и вывалил на песок свой сяо диди.

- Да-да, это Медный всадник…
- Да прекрати, у него просто крыша поехала. Представляешь, выпить бутылку «Хай Ма»!… этот соус добавляют в блюдо риса не больше, чем на кончике иглы; натурально, он помешался.

Лаовай покрутил головой, как будто очнулся, удивлённо посмотрел на свой сяо диди и аккуратными кольцами уложил его обратно в шорты.
Он как будто бы успокоился, брал камушки и швырял их в воду, стараясь бросить так, чтобы они некоторое время скользили и подпрыгивали по волнам.

- Зачем лаовай бросает в море камни? – озаботилась Крупинка Риса. – Море слишком велико, чтобы наполнить его камнями, и даже, если это осуществится, то на месте моря будет каменная пустыня, на месте пляжа – море.
Вероятно он не познал совершенное дао, он опирается на малое, стремясь соперничать с движением тьмы вещей. Учение же постигшего истину основано на проникновении в природу сущностей и одновременно с этим…
- Ты заебала своим пиздежом, Крупа, - сказала Линь Тао. – Смотрите, он идёт сюда. Хоть застегнулся, слава Всевышнему, не то бы я пробила бы ему «цзуй-цюэ» - точку благоденствия, расположенную на переднесрединном меридиане, и душа его, оскверняя окрестности зловонием соуса из морских коньков, изошла бы прочь.
- Не подобает думать и говорить подобным образом. Будучи вне дома держите себя так, словно принимаете почетных гостей; пользуясь услугами людей, ведите себя так, словно совершаете торжественный обряд, - возразила Цинь Шин.
- Ладно, хорош, девки, - сказала я. – Реально, что ему нужно? Только ты не бей его сразу, Линь Тао. Видишь, он и так еле идёт.
- Я поняла, - сказала Линь Тао. – Бабушка мне ещё рассказывала, что испокон веков всем лаоваям впаривают разную хрень на спирту – типа, от этого их сяо диди станет подобным нефритовому стержню. Моя бабушка даже старые велосипедные шины замачивала в растворителе жира и продавала лаоваям. Это он проверял – выросло у него или нет, - захихикала Линь Тао. – «Медный вса-адник»… куда там!…

Лаовай подошёл к нам, полифонично отрыгнул морским коньком (несколько ночных мотыльков сложили нежные перламутровые крылья и замертво упали на дорожку) и спросил:
- Дошао?
- Чо ему надо?! – зашептала Линь Тао. – Дай-ко ся я ему переебу в точку «цзуй-цюэ»!
- Не надо, видишь, ему плохо. Крупа правильно говорит – мы должны быть вежливы.
- Дошао, блять?! – хрипло выкрикнул лаовай.

- Наверно, он гордится киданием камешков и хочет, чтобы мы его похвалили, как много он сделал блин-чи-ков!…
Пятьсот. Не ори только.
- Дошао-дошао?!… Я, бля, не турист, чо ты меня лечишь?
- Ну ладно… хотелось тебе приятное сделать. Четыреста.

Лаовай неожиданно далее см.каменты

• 
• 
•