Инна), 57 - 26 марта 2010 12:05

Дима Горчев умер.

Дмитрий Горчев прославился благодаря своим рассказам: они отличаются живым языком, остроумием, вниманием к деталям. Горчев пародировал деревенскую прозу, писал рассказы о простых людях, забавные и абсурдные миниатюры, очерки.
В отличие от многих, он уехал из шумного многонаселенного города не в Индию или Таиланд, а в российскую глубинку.

Он рассказывал о жизни в деревне, о ее невысокой, в сравнении с городом, стоимости и неизбывной прелести, публиковал фотографии. Дмитрий Горчев признавался, что в деревне очень плодотворно пишется.
Вот...
Одна девушка рассказывала, как на улице подошла к ней культурная старушка и спросила, который час. Девушка, как это ныне водится, полезла в сумочку, достала мобильный телефон и сообщила старушке время. «Но мне не нужно время из телефона! – воскликнула капризная старушка. – Мне нужно время из часов!»

И старушка эта кое-что таки понимала про время. То время, которое мы все почти сейчас носим с собой и держим в доме – оно вырабатывается при помощи суетливых электронов, про которые точно известно только то, что они всегда находятся не там, где им положено. И в результате получается совершенно несусветная дичь: только что вроде бы было без четверти, но посмотришь через пятнадцать минут – а там уже наступило завтра. Такие приборы годятся только на то, чтобы узнавать по ним на сколько ты уже опоздал. Ну или о том, что всё равно уже никуда не успел.

Человек, пытающийся жить по такому времени, обычно носится как угорелый, глаза его бегают, язык его сух и дыхание поверхностно. И жизнь свою он заканчивает как-нибудь нелепо: в автомобильной пробке или в очереди на излечение от простатита.

Настоящее же время делается совсем не так. Оно не скачет, как полкило блох – оно вообще предпочитает никуда не двигаться. Время вообще очень похоже на туман: если сверху ветер носит его клочьями, то в низинах оно лежит неподвижно. Помните, в доме у бабушки обязательно был такой механизм для производства медленного-медленного времени: чтобы оно хоть немного двигалось вперёд, нужна была тяжёлая-претяжёлая гиря на каторжной цепи, которую каждое утро нужно было возвращать на место. И было долгое-долгое утро, и нескончаемый день, и бесконечный вечер. И ничего вокруг этого механизма никогда не менялось и висели вокруг него всё те же портреты в синих рамках: бабушка в подвенечном платье рядом с мужчиной, похожим на артиста из кинофильма «Трактористы»; давно всеми забытые родственники, испуганные наши родители, вытаращившие глаза из-за треснувшего стекла, за которым располагается уже вообще совершеннейшая древность. И кровать с уложенными горкой подушками, на которой строжайше запрещено валяться днём, и термос времён советско-китайской дружбы с завёрнутой в шоколадную фольгу пробкой, и муха, лениво и неутомимо бьётся жестяной своей головой об оконное стекло.

А если зайти в пустой дом в заброшенной деревне, в нём обязательно найдутся сломанные ходики. Это значит, что всё: время кончилось и наступила, ясное дело, вечность.

Но не для нас: у нас в кармане пищит, в ухе звенит и в голове тикает. Типа жизнь у нас.

• 
• 
•