Rosenkreuz, 35 - 15 сентября 2010 00:15

Когда так происходит, во мне что-то обрывается. При чём страдания эти имеют не только духовное воплощение, но и физическое. Мне банально плохо. И я ничего с собой не могу поделать… а надо. Когда вокруг современный темп жизни, все бегут, спешат… конечно, ни в коем случае нельзя показать это, как бы раскрывшись, потому что это чревато. Я не боюсь ярлыков, которые всегда мне вешает общество, ведь более-менее нормальные люди, широких взглядов и действительно образованные, никогда не говорили мне ничего такого, что могли глаголить уста «типичных…», столь свойственных нашему времени. Но у всего есть предел. И тогда, когда надо было говорить, я молчала. Когда надо было пресекать, я листала конспекты.
От метро меня забрал Стас. У него всё было, как всегда – семья, дела бизнеса и вечные упрёки нашей политической системе. Я молчала. Я неистово жаждала позвонить в Польшу, но не стала этого делать. Как кукла, я сжимала мобильный и не шевелилась. Стас продолжал свои возмущения. Я его не слышала. Точнее – слышала, но не понимала смысла фраз. Краков был перед глазами так отчётливо, что я не видела даже скопившихся в пробке машин. Мне очень нужно было, чтобы меня услышал хоть кто-нибудь, пусть поругал бы, не жалел, но услышал. Стас же перешёл к теме о Лужкове и его милым пчёлам, как поняла я из обрывка фразы, коснувшейся меня где-то за пределом сознания. Больно было дико. И если тема Лужкова волновала меня ещё вчера, то сейчас для меня не существовало ничего политического и экономического. У отца Рафала железное терпение.… Научили бы Вы меня, пастор, такому терпению. С каждой минутой я пони мала, как дорого обойдётся мне сейчас это смирение. И как себя не заставляла, не могла поддержать беседу со Станиславом. И тут он, наверное, понял. Остановил машину около парка.
-Что-то в Ватикане?
Я отрицательно мотнула головой, пытаясь не зарыдать.
-Но связано с этой темой?
Теперь я кивнула.
-Как я далёк от всего этого.… Но могу понять, что всем важно что-то своё. Вот у меня завтра контракт. И пока всё замыкается в моей голове на нём. Так что войти в твоё положение я могу. А что Магистр?
-Я не могу ему звонить по такому поводу.
-Ок, понимаю. Кафе?
Я отказалась. И сказала, что хочу прогуляться одна. Он возражал, но отпустил. Идя по опавшей листве, я дико желала, чтобы настала тишина и было как можно меньше людей – я снова захотела на Лютеранское кладбище. Там не нужно этих масок.
Сколько можно было сделать звонков, но я понимала, что должна осмыслить это сама. И я шла по дорожкам парка, сжимая мобильный телефон.
Дома – энциклика Йозефа и фотографии Кароля. Если бы они слышали. И вот тогда я закрыла глаза и сказала себе, что больше не буду думать об этом – хотя бы этой ночью. Я хочу отдохнуть…