BloggeRR, 79 - 6 февраля 2011 17:33

[COLOR=darkblue]

[SIZE=+2][B](окончание) [/B][/SIZE]
[SIZE=+1]
[FONT=Geneva]
«Напрочь лишенный цинизма и мелочности, — говорится в ней, — Рейган светился радушием и был столь доброжелательным к людям, что казался им пришельцем из другого, не нашего мира».

Так оно и было, пишет сын про отца, ибо решающее влияние на мировоззрение Рейгана оказали вестерны. Он воплотил в жизнь клише, превратив в политическую программу голливудское амплуа одинокого ковбоя.

Ковбои появились в Техасе. В 20-годах XIX века там было много свободных пастбищ. Пасти и перегонять скот нанимали опытных наездников. На каждое стадо в 2500 голов приходилось от 8 до 12 ковбоев, которые вели трудную кочевую жизнь, казавшуюся столь романтической горожанам с Восточного побережья. Ничего специфически американского в фигуре ковбоя не было. Такой же тип в сходных условиях возник в пампасах Аргентины и Уругвая: пастухи-гаучо с их красочным фольклором и своеобразным нарядом (пончо, мягкие сапоги, яркий пояс с пристегнутым к нему сосудом для чая мате).

Более того, ковбои были и в Старом Свете. Я встречал их в Камарге. Это — до сих пор малолюдный район соленых болот в устье Роны, где сохранились дикие белые кони, прямые потомки доисторической лошади. Объезжают этих европейских мустангов провансальские наездники (они называют себя «гардиенс»). Если их послушать, то они экспортировали в Новый Свет знаменитые синие джинсы.

Уникальную роль ковбоев в Америке объясняет не практика, а миф Нового Света. Только в этих, гротескно преувеличенных природой обстоятельствах появляется герой, соответствующий американской географии.

Ковбой — человек без прошлого. Он лишен социальных связей. Как раз установить их и есть его задача. Жизнь без прецедента составляет магистральный сюжет вестерна. Одинокий человек — не страна, не нация, а каждый сам по себе — бросал вызов пустой земле, чтобы превратить ее в Америку.

Особенности американской судьбы позволили опрокинуть архаику в историю — сравнительно недавнюю. Миф о ковбое разыгрывал на просторах Дикого Запада вечную мистерию: рождения порядка из хаоса. И, как знает любитель вестернов, из одиноких ковбоев выходят лучшие шерифы. Собственно, такую роль Рейган и отвел себе в Белом доме.

В молодости Рейган подрабатывал спасателем. За семь сезонов он спас 77 человек и всю жизнь этим гордился: «The Catcher in the Rye», хотя Сэлинджеру он, конечно, предпочитал те же вестерны.

Став президентом, Рейган мало изменился. Он по-прежнему считал себя спасателем (но не спасителем, как младший Буш). Возможно, это и позволило ему внести свой вклад в нашу судьбу — конец «холодной войны».

Считается, что Рейган разорил коммунизм, втянув его в гонку вооружений, непосильную для советской экономики.

— Звездные войны, — сказали ему в Пентагоне, — чрезвычайно дорогая программа.

— Чем дороже, тем лучше, — ответил президент. — Нам она по карману, им — нет.

Но еще важнее оказалась риторическая бомба, взорвавшая привычную к другому обращению политику. Главной ораторской находкой Рейгана стала формула «империя зла», которую он, не доверяя спичрайтерам, сам вставил в свою знаменитую речь.

Тогда, в 1983-м, мне эта метафора казалась слишком простой — будто в сказке. Но я-то знал быль, и мой опыт жизни в СССР нельзя было пересказать в двух словах. Рейгана, однако, не интересовали хитросплетения гражданских чувств, нюансы партийной политики и диалектика державной этики. Он рубил с плеча и по больному.

Жители двуполярного мира, мы были одурманены ложной симметрией. Бесконечное, как мы думали, противостояние двух сверхдержав заставляло искать в них сходство. Правда казалась слишком сложной, чтобы не разделить ее на два. Рейган, однако, искал ковбойской простоты и недвусмысленной ясности. Поэтому та самая речь, где впервые появилась пресловутая и судьбоносная формулировка, посвящена разоблачению популярной тогда «зеркальной теории»: отражаясь друг в друге, соперники становятся почти неотличимы.

Следуя поэтике вестерна, Рейган разделил добро и зло и сказал, что свобода стремительно и неизбежно приведет к победе первого над вторым. В то время, когда Красная армия была в Афганистане, а Андропов — в Кремле, в это, по-моему, верили два человека (второй — Солженицын). Но за три прошедших десятилетия мир действительно изменился. В более чем ста странах произошли народные восстания; обрушились 85 авторитарных режимов; 62 страны стали демократическими. Конечно, не все перемены привели к лучшему. Понятно, что не все они оказались бесповоротными, и все-таки в нашем веке, как обещал Рейган, больше свободы, чем раньше.

«Чего бы это нам ни стоило», — думаю я, глядя на то, что творится в Каире.

[/FONT]
[/SIZE]
Александр Генис
03.02.2011
"Новая газета"
http://www.novayagazeta.ru/data/2011/012/15.html

[/COLOR]